"Однажды, говорила Лу, мы сидели с Рильке в поезде и играли в свободные ассоциации. Вы говорите слово и парнет говорит любое слово, какое придет в голову. Мы так играли довольно долго. Мы так играли довольно долго. Неожиданно мне пришло в голову, почему Рильке захотел написать свою повесть о военной школе, и я ему сказала об этом. Я объяснила ему природу бессознательных сил, которые заставляют его писать, потому что они были подавлены, когда он был в школе. Он сначала засмеялся, а потом стал серьезным и сказал, что теперь он вообще не стал бы писать эту повесть: я вынула ее из его души. Это поразило меня, тут я поняла опасность психоанализа для художника. Здесь вмешаться - значит, разрушить. Вот почему я всегда отговаривала Рильке от психоанализа. Потому что успешный анализ может освободить художника от демонов, которые владеют им, но он же может увести с собой ангелов, которые помогаеют ему творить".
читать дальше..."Она была совершенно аморальна и одновременно очень благочестива - вампир и дитя"...
По Розанову, лишь в супружестве пол находит нормальную и чистую (и "самую аристократическую") форму. Люди вне семьи, в том числе православные монахи и монахини вызывают подозрение - все ли в порядке у этих людей в сфере пола? В своем преклонении перед семьей Розанов продолжает древнюю православную традицию, которая, в отличие от католицизма, разрешает священникам брак. Главным же его оппонентом
является традиционный христианский аскетизм. Христианство, считает он, должно быть реформировано, чтобы принять в себя все могущество пола, как это дклали древние религии Египта и Израиля."
"По мысли Розанова, безбрачие противоестественно, и те, кто, подобно монахам и ханжам, отклоняется от мужского или женского своего предназначения, не столько подавляет свою сексуальность, сколько реализует некую изначальную извращенность. Причиной сексуальных запретов являются половые извращения, пусть часто и нереализованные. Розановские "содомиты", "люди лунного света", "муже-девы", "урнинги" лишь разные, неустановившиеся еще названия для гомосексуализма (эта нестабильность терминологии стала одной из причин того, что идеи Розанова по поводу гомосексуализма оказались так основательно забыты)."
"Мужское и женское начала не альтернативны, они могут сочетаться в человеке в любых пропорциях. Не найдя у своих предшественников ни философии ("Смысл любви" Соловьева с его идеей двуполости для Розанова неприемлем как тоже имеющий "прослойку содомии"), ни психологии, ни терапии сексуальности, Розанов сразу берется за самую сложную их главу - перверсии. От разбора клинических случаев "содомии" Розанов переходит к анализу "прослоек содомии" у Толстого и Достоевского, в Библии, и в Талмуде и в православии. К примеру он трактует как духовный гомосексуализм идею Чернышевского в его романе "Что делать?" о свободном браке, в котором мужчине следует мириться с "дружбами" своей жены. "Содомиты" - люди особые; "глаз у содомита - другой! Рукопожатие - другое! Улыбка - совсем иная!" Содомиты, которым не приходится расходорвать себя на работу пола, по преимуществу и творят человеческую культуру. В результате, пока силы нормальных в половом отношении людей заняты семьей, культура в вершинных ее образцах оказалась проникнута содомским - гомосексуальным, анти-семйным духом. Примеров тому у Розанова много: это Платон, Рафаэль, Толстой и даже Христос. Итак, это "содом порождает идею, что соитие есть грех".
"На том уровне интуитивных догадок Розанова, на котором только и существует реальные параллели между ним и Фрейдом, розановский "пол" часто сходен с фрейдовским "либидо". Розанов был довольно близок к Фрейду во многом, что касалось ключевой для обоих проблемы взаимоотношений секса и культуры. Оба считали эти отношения обратными: чем больше человек реализует себя в сексе, темменьше энергии остается на другие его свершение; и наоборот, культурные герои всех времен и народов были людьми со своеобразной, часто ослабленной половой жизнью. Фрейд писал о Леонардо да Винчи как о человеке, "половая потребность и активность которого были очень понижены, как будто более высокое стремление подняло его над общей животной потребностью людей".
"Фрейд трактовал таких людей как невротиков, Розанов - как содомитов. Фрейд не согласился бы с тем, что гомосексуальность является основной движущей силой культурной сублимации, хотя в отдельных случаях, например, в анализе Леонардо или Достоевского, он придавал значение этому фактору. Розанов же, со своей стороны, был весьма далек от сложных динамических моделей, какими Фрейд описывал человеческую реальность. Понимание позитивного, культуросозидающего смысла половых запретов, столь значимое для сурового и закрытого Фрейда. было чуждо Розанову с его шокирующем стилем дневниковым откровений, в которых пол и вправду, кажется, изливается в своей первичной пахучей субстанции".
"Эрос невозможного - так называл свой идеал Вячеслав Иванов".
"В самой глубине сексуального акта... скрыта смертельная тоска". (Бердяев)